Военспец. Чужое лицо - Страница 31


К оглавлению

31

– Ну наконец-то! Заждались мы!

– Как и было уговорено – вечером.

– Войска идут, всё готово. К ним сейчас выезжает князь Иван Семёнович. Ты же, Григорий, направляйся прямиком к своему есаулу. Пропустит – хорошо, а нет – вырубим всех! Сила за нами теперь великая! Настали долгожданные дни! Близок конец самозванца!

Андрей знал, что Голицын и сам успел поучаствовать в боях, продвигая самозванца на трон. Да только тот обидел его, едва не положив на плаху, чем и предрешил заговор.

Андрей кашлянул, привлекая внимание князей. Они уже не обращали на него внимания, обсуждая, кто из них и через какие ворота войдёт в Кремль.

– Судари милостивые! Есаул тоже хочет поучаствовать в изгнании поляков. Дозволите?

– Пущай! Даже лучше будет, если он во главе первым подъедет к полякам, что въезд в Кремль охраняют. Внимание отвлечёт, да и порубит поганых!

– Так и передам.

– Ступай, время – деньги!

Начало темнеть. Андрей беспокоился: не перевели ли есаула на другой пост, не пьян ли он? На его счастье, и казачий сотник оказался на месте, и трезв был как стёклышко, только смотрел хмуро.

– С чем пожаловал?

– Время действовать! Ты не передумал?

Есаул подобрел лицом:

– Давно пора. Когда?

– Сегодня. Ещё немного – и к заставе подойдут войска. Предупреди своих, чтобы панику не поднимали и не вздумали применить оружие – даже хвататься за него. Вмиг порубят.

– Ха! Порубят! У меня здесь два десятка опытных рубак!

– Супротив нескольких тысяч? Да ты шутник, есаул. Схарчат и не подавятся!

– Мы же договаривались, что и я со своими людьми поучаствую?

– Всё договорено. Как только голова колонны подойдёт, поедешь впереди. При встрече с польским дозором постарайся их заболтать, пароль назови, а хочешь – руби всех в капусту. Только условие одно.

– Какое? – Глаза есаула в предвкушении сабельной рубки уже хищно горели.

– Чтобы ни один из них не ушёл, своих предупредить не смог.

– Принимается.

– Как войска к Кремлю подойдут – к Спасским воротам, попытайся подъехать спокойно да напади внезапно. Надо, чтобы ляхи ворота закрыть не успели.

– И это сделаю! – Есаул молодцевато огладил усы.

– И личная просьба у меня.

– Сказывай!

– Лошадь бы мне да саблю – сам хочу поучаствовать.

– С саблей проще. Вон в углу стоят пики, и там же – сабли, выбирай. А вот с лошадью хуже. Своего коня подобру ни один козак не отдаст, а заводных нет.

Есаул вышел из избы. Андрей при неверном свете свечи выбрал себе саблю – козачью, видавшую виды, с зазубринами на лезвии. Для одного боя вполне сгодится. Он нацепил ножны на пояс, выхватил саблю и взмахнул ею в воздухе. Из ножен клинок выходил легко. Он вернул саблю в ножны и вышел из избы.

Есаул стоял у рогаток, окружённый козаками.

– Это свой, из москвичей, боярин. Слушаться его, как меня! – распорядился есаул.

Хоть и далековато было до козаков, метров десять, но Андрей сказанное услышал. Боярином он не был, но разубеждать есаула и козаков не стал – больше уважать будут. Хотя что скрывать – лестно было. Стало быть, сумел внушить сотнику, что не простой он горожанин.

Вскоре послышался глухой шум – к заставе приблизилось большое войско.

– Убрать рогатки, – распорядился есаул.

Козаки растащили в стороны загромождение, освободили проход. Из темноты, на освещённую факелами площадку перед заставой выехал дозор, держа наготове оружие. Из-за них выехал на коне князь Куракин. Андрей подбежал к нему:

– Всё готово, князь, застава наша.

– Передай есаулу – пусть со своими людьми вперёд едет. И ты веди по улицам, что разведал.

– Коня у меня нет, князь.

– Коня проводнику! – распорядился Куракин.

Привели коня. Андрей вскочил в седло.

– Мыкола, едем. Я впереди, ты рядом. Если на польский дозор наткнёмся – руби.

– Слушаюсь!

Козаки вмиг вывели коней, которых до того держали за избой заставы, и взлетели в сёдла. Тронулись.

Андрей и Мыкола ехали бок о бок. Москва уже спала, не светились окна, на улицах было пустынно.

За козаками ехала конница, шли пешцы. Странно и волнующе было ощущать за собой грозную силу в несколько тысяч человек.

До Красной площади добрались без стычек. И тут произошла первая осечка: ворота были заперты, и только по стенам расхаживали караульные. Ни одному из отрядов не удалось проникнуть в Кремль, но все двенадцать ворот были блокированы подошедшими войсками. Видимо, князь Куракин имел на этот счёт указания.

– Никого не впускать и не выпускать! – приказал он. – Птичка в клетке!

Войска привычно расположились на площади, лошадей отвели к Москве-реке. Почти вся немаленькая Красная площадь была занята воинами.

В четыре часа утра ударил колокол на Ильинке, у Ильи-пророка на Новгородском дворе, и разом заговорили все московские колокола. Над Москвой поплыл тревожный перезвон, на площади стал собираться народ. Он всё прибывал и прибывал, люди являлись даже с самых дальних улиц. На площади и улицах вокруг Кремля стало тесно. Народ был в гневе, возмущён. Ещё полгода назад самозванца встречали на Москве восторженно, едва ли не боготворили, теперь же кричали:

– Долой поганца! Долой иноземца! Веру Христову предал! Вон из Кремля! Казните его!

Волнение с каждым часом нарастало. Гнев народный требовал выхода, и потому кто-то выкрикнул:

– Бить ляхов до смерти!

Крик был услышан – народ ринулся к заставам и казармам. Встреченных на улицах поляков били палками, кололи вилами, рубили саблями и топорами, вымещая всё зло за многочисленные глумления поляков над народом русским.

Но поляки умирать не хотели и оборонялись до последнего – всё-таки они были воинами опытными и имели оружие. На каждого убитого поляка приходилось по три-пять убитых москвичей.

31