Андрей чертыхнулся. Пороха и свинца для пуль не так много, чтобы их тратить на драки.
Буран улёгся. Самые нетерпеливые тут же стали запрягать лошадей в сани и выехали со двора. Сугробы намело лошадям по брюхо, и санного пути вовсе нет, снежная целина. Ехать по такой – только лошадей мучить, и потому Наум решил повременить до завтрашнего утра – пусть проезжающие след пробьют.
Всё же утром они выехали. Санные следы уже в трёх направлениях от постоялого двора шли.
К вечеру добрались до замёрзшей Волги. Дальше уже было проще. На льду снежный покров небольшой, снег на реках ветром сдувает. И ехать удобно: лёд ровный, не заблудишься. Одно плохо – в полынью или промоину угодить можно, потому смотреть за санным следом надо и к берегу близко не подъезжать – там лёд тоньше всего.
По Двине добрались до Сольвычегодска. А там купцов уже полно, со всех волостей. Соль – товар ходовой. Солевары круглый год работают не покладая рук. Товар летом судами забирают, зимой – обозами, а в распутицу, осенью и весной, солевары на амбар работают. Только запасы быстро разбирают, когда у купцов возможность приехать случается. Цена на соль не падала никогда, все смуты, неурожаи только спрос увеличивали.
Соль не только на стол нужна – как без неё рыбу засолить, капусту заквасить, шкуры выделать? Даже сало без соли долго не улежит. Потому купцы соль смело брали и никогда в проигрыше не были. Наум сюда и раньше наведывался – знакомцы были.
За час они загрузились и тут же отправились в обратный путь. Наум рассчитывал к январю, до сильных морозов, вернуться.
Добрались без приключений. Соль Наум сдал оптом, отдохнули дома неделю, и новый поход – в Нижний Новгород. Зимой на торгу там охотники со многих заимок собираются, мех оптом дешевле купить можно. Зимний мех всегда выше летнего ценился, у него подшёрсток густой, греет лучше.
Отправились на четырёх санях. Шкурки – товар лёгкий и дорогой, на одних санях целое состояние под рогожей прячется.
Санный путь сначала пролегал по земле, потом на Волгу вышли. Тут движение оживлённое: не успел скрыться из виду один обоз, как вдали уже виден другой. Нижегородская ярмарка славится не только на Руси – тут из самых дальних уголков купца встретить можно. И литвины, и немцы, и татары, и малороссы – и даже персы.
Купец научил Андрея выбирать качественные шкурки: мездру осмотреть, подшёрсток, на что обращать внимание. Андрей слушал и смотрел с интересом. Вроде и не купец он, а в жизни пригодиться может, знания за плечами не носить.
На ярмарке ему случай интересный запомнился. Татарин приценивался к овчинным тулупам, цену хотел сбить. И выделка-де плохая, и нитки гнилые. Мастеровой слушал-слушал и не на шутку разозлился:
– Глаза разуй! Где ты плохое видишь? Нитки гнилые?
Ремесленник бросил тулуп на снег, наступил на него ногами и дёрнул рукав изо всей силы. А уж силой скорняка Бог не обидел. Затрещал тулуп, и рукав оторвался. Да только не по ниткам разрыв прошёл – те выдержали, разрыв прошёл по самой цельной овчине.
Татарин попытался в толпу затереться, да окружающие не дали, вытолкали в круг, к скорняку. Кричать стали:
– Опозорить мастера хотел? За тулуп плати полную цену, да за доброе имя, что опорочить желал!
Пришлось татарину полновесным серебром платить. Репутация мастера дорого стоила, впрочем, как и купца.
После Нижнего Новгорода Наум с обозом, правда в двое саней всего, наведался в Рязань, за кружевами. Вместе с ним в торговых походах был и Андрей. Всё равно в Москве ему делать было нечего, а так – хоть разомнётся, мир посмотрит. Только до самой Рязани они не добрались, на рязанской земле кружева плетёные купили.
– Неуж товар ходовой? – спросил Андрей у Наума вечером.
– В любые времена, даже тяжёлые, бабы красивыми быть хотят. Украшения покупать будут, одёжу. Причём секрет открою, поскольку ты мне не конкурент: на мелочовке иногда денег больше заработать можно, чем на товаре большом и нужном – той же соли. И зерно в любые времена покупать будут, ибо без хлеба на столе сытым не будешь. Но, говорят, в Синде далёком хлеба не знают, сарацинское зерно едят. И сыты бывают.
Вернулись домой они уже в начале марта. Солнце пригревать стало, снег просел, стал тяжёлым.
– Всё, до весны на печи лежать будем – пока снег не стает да дороги не просохнут, – заявил Наум. Насчёт печи он, конечно, для красного словца сказал – сам целыми днями на торгу пропадал, товар понемногу распродавал. Деньги – они ведь оборот любят.
Андрей же направился к священнику церкви Святого Антипия в Колымажном переулке. Это там он осенью на паперти стоял, и священник через предводителя попрошаек предупредил его о поляках. Надо было познакомиться с человеком. Во-первых, поблагодарить, а во-вторых – постараться в доверие войти. Наверняка у него среди поляков или в самом Кремле знакомства есть, иначе как бы он узнал, что юродивого ищут?
По Варварке и Ленивке Андрей вышел к Конюшенному переулку. Одет он был хорошо и на попрошайку или юродивого не походил совсем. На паперти были знакомые лица, только его никто не узнал.
Андрей подошёл к предводителю попрошаек и бросил в его шапку алтын.
– Спаси и сохрани тебя, доброго здоровья! – заученно пробормотал нищий.
– Глаза подними! Али не узнаёшь старого знакомца? – молвил Андрей.
Нищий поднял голову.
– Вроде лицо знакомое, да что-то не признаю, – неуверенно пробормотал он.
– Неуж так изменился? Юродивый я, мы с тобой отношения выясняли.
– Вспомнил! Как есть ты! Только одёжа на тебе другая была. А ноне ты прям как купец первостатейный, не узнать.